Именно с этих слов, вынесенных в заголовок статьи, начинаются мучения «изобретателя», пожелавшего зачем-то стать обладателем гербовой бумаги: Патент с приоритетом от такого-то числа и года. Я специально слово «Патент» пишу с заглавной буквы.

На вопрос – надо ли научному сотруднику тратить время на получение Патента – можно услышать два ответа: надо, так как это делают во всех странах, или не надо – это лишнее бумаготворчество, возможно и нужное для годового отчета. Каждый вправе выбрать любой из ответов или предложить свой новый.

Тем не менее, мы постепенно приходим к естественному пониманию, что интеллектуальная деятельность может трансформироваться в интеллектуальную собственность, иметь денежный эквивалент и принадлежать собственнику. Никого не удивляет, что опубликованная книга или сочиненная мелодия, являясь интеллектуальной собственностью, естественным путем превращается в товар или деньги.

С научной собственностью дело обстоит сложнее, и если она и конвертируется в эквивалент чего-то материального, то исключительно сложным путем через диссертации и повышение статуса.

Придуманный чуть ли не во времена Адама Смита Патент – это юридический документ и прямой шаг к материализации умственной деятельности человека. Известна роль патентоведения в других странах. Без патентного отдела не обходится ни одна фирма, ни одно предприятие, включая научные центры. Прогресс науки и техники в мире тесно связан со словом Патент. У всех на слуху феноменальные превращения в денежный эквивалент и престиж страны таких Патентов как швейная машинка Зингера или конструкция автомата Калашникова. Ходят слухи - или это анекдот - что во время перестройки, когда все распродавалось направо и налево, весь архив советских Авторских Свидетельств (аналогов Патента) был скуплен то ли японцами, то ли Соросом.

Патентный Отдел как структурная единица нашего института был образован одновременно с рождением в Орловой Роще филиала Физико-технического института им. А.Ф.Иоффе и благополучно работает в настоящее время. Когда-то количество сотрудников Патентного отдела было более 10 человек, сейчас их только трое. Наш Патентный отдел всегда состоял из одного женского коллектива, что, конечно, приятно, но и удивительно. Почему удивительно?

Представьте себя на их месте. К вам приходит очередной «кандидат в изобретатели» и на своем птичьем языке специалиста объясняет свое «ноу-хау». Один предлагает улучшить автофазировку Мак-Миллана-Векслера, чтобы эмиттанс протонов совпадал с аксептансом. Второй предлагает зачем-то изогнуть кристалл кварца, без которого Большой Адронный Коллайдер в Швейцарии не сможет работать (хотя каждому известно, что кварц не гнется), третий предлагает вставить решетку в ракету «Булава», иначе она не сможет долететь и попасть в Камчатку, причем решетка, оказывается, еще и голографическая. Без новой конструкции ТВЭЛа не будет работать новый реактор ПИК. Или приходит биофизик со своей неудобочитаемой терминологией, простейшей из которых является «дезоксирибонуклеиновая кислота». Выдайте Патент, пожалуйста. А вот из Отдела автоматизации ОНИ или Отделения радио-электроники ОФВЭ принесли очередную новую радиосхему для нового физического эксперимента. А вот вам новая компьютерная программа для ЭВМ или новая база данных.

Как это они в своем патентном отделе во всем этом разбираются? Женщина, которая знает всю эту терминологию и спит спокойно, это же по крайней мере, какая-то Мари-Кюри, Эмми Нётер или Софья Ковалевская.

Естественно, что каждая из сотрудниц нашего патентного отдела имеет высшее образование и, следовательно, является специалистом в одной из областей науки по своей специальности. Однако работа в Патентном отделе физического института, да еще и ядерной физики, требует поистине энциклопедических знаний и широкого кругозора. Как они справляются с этой работой? Трудно себе представить.

Конечно, они «изобретают» совместно с авторами, но, тем не менее, будучи объективными, мы должны поблагодарить их за этот труд. За 50 лет сотрудничества с Патентным отделом я на своем опыте неоднократно убеждался, что «сочинить» текст формулы Патента и обосновать «новизну» заявки без их помощи очень даже затруднительно.

Я с удовольствием вспоминаю всех работников Патентного отдела, с которыми мне пришлось сотрудничать и работать, и особенно это: заведующая Патентным отделом в 90-х годах Евгения Андреевна Окорокова, эксперты Патентного отдела: Светлана Борисовна Меньшикова, Светлана Юрьевна Гаврилова, Мария Николаевна Кузина и, конечно, начальник Патентного отдела Ираида Ивановна Молканова. Именно она является «соавтором» шести последних Патентов Ускорительного отдела. Выражаю им всем свою благодарность, поздравляю с Днем науки и Днем 8 Марта.

Теперь я хочу вспомнить доктора технических наук Николая Николаевича Чернова, заместителя директора по науке нашего института в 70х-80х годах. Он был организатором и первым руководителем Патентного отдела института и об этой стороне его деятельности в мемуарных воспоминаниях о нем практически ничего не сообщается.

Я знал его, начиная с блокадного Ленинграда, мы учились в одной школе (ныне это гимназия № 157 имени принцессы Е.М.Ольденбургской), учились в Политехническом институте им. М.И.Калинина - ЛПИ. (Ныне это  Политехнический Университет им. Петра Великого, а каждый из его факультетов получил статус Института соответствующих наук). Время  - идет! 

После окончания ЛПИ мы оба были распределены в Физико-технический институт им. А.Ф.Иоффе в лабораторию директора института, академика УССР, профессора А.П.Комара. Нашей профессией стала техника ускорителей заряженных частиц, и в ФТИ мы занимались созданием, усовершенствованием и эксплуатацией электронного синхротрона на энергию 100 МэВ. Н.Н.Чернов был главным инженером ускорителя. Примерно в это же время, во время «хрущевской оттепели», в ФТИ оживлялась и Патентная деятельность. Было признано, что патентование – это не форма эксплуатации науки при капитализме, а полезная для дальнейшего развития социализма форма интеллектуальной деятельности. И мы впервые окунулись в эту «деятельность». Наш Патент был на тему супер-модного тогда раздела науки под названием кибернетика, которая после посещения Норбертом Винером СССР и Ленинграда только-только переходила из статуса «продажной девки империализма» в статус разрешенной науки, естественно с поправками и очищением ее от идеологической буржуазной шелухи, что якобы законы кибернетики применимы к живым и общественным объектам управления.

Проблема этого Патента касалась простого вопроса. Каким образом подсолнух всегда сам поворачивается в сторону солнца? Как можно алгоритмизировать этот процесс и как воплотить аналог подсолнуха в техническое решение? Конкретно, Патент касался построения экстремального регулятора интенсивности синхротрона, который автоматически настраивает ускоритель на возможный максимум его интенсивности. Руководитель синхротронной лаборатории профессор А.П.Комар активно поддержал эту работу, и в результате в 1960 году нами был получен первый Патент, авторами которого были А.П.Комар, Г.Ф.Михеев, Н.Н.Чернов.

После перехода из ФТИ на работу в ЛИЯФ Н.Н.Чернов стал главным инженером Ускорительного Отдела и руководил сооружением и запуском синхроциклотрона 1000 МэВ ПИЯФ, самого большого из всех существующих в мире ускорителей типа фазотрон. Известна драматическая история его запуска и получения протонного пучка. Кратко напомню о ней. Такая большая величина энергии в 1000 МэВ была выбрана академией Наук СССР и утверждена отделом науки при ЦК КПСС без достаточного научного обоснования, исходя из тезиса «не только догнать, но и перегнать» по энергии существующий тогда в США, Калифорния, фазотрон LBI на энергию 740 МэВ.

Однако получить 1000 МэВ в Гатчине нам не удавалось в течение более трех лет. И вот, в 1973 году Николай Николаевич Чернов доложил на Международной конференции в Сан-Франциско о запуске ускорителя в Гатчине. А ведь еще за несколько лет до этого, после инспекционного ознакомления с состоянием работ по запуску ускорителя академик В.П.Джелепов сказал: «Эта груда железа никогда не сможет работать», а академик Г.Н.Флеров добавил: «Давайте, пока не поздно, перевезем его в Москву и переделаем в циклотрон». Выслушав высказывания академиков, зав. лаб. УО Николай Константинович Абросимов заметил: «Физики, как известно, шутят».

В основе нашего успеха лежала идея, изложенная в Патенте о высоко-частотной ускоряющей дуантной системе синхроциклотрона, главным автором которой был Н.Н.Чернов. Наш ускоритель работает без остановки на физический эксперимент и лечение больных уже более 40 лет. Оставаясь безусловно «техникой прошлого века», он, тем не менее, выполняет конкурентно-способную научную программу и решает уникальные прикладные задачи. Востребованность ускорителя в немалой степени обусловлена усовершенствованием и модернизацией многих из его систем. Сотрудниками Ускорительного отдела получено 16 Патентов на устройства и способы работы ускорителя. В результате трое из них были удостоены только что утвержденного в 1974 году звания и «медали» «Изобретатель СССР», (Н.К.Абросимов, А.В.Куликов, Г.Ф.Михеев). Теперь это раритетный значок у школьников фалеристов.

Хочу отметить и одно из последних достижений Ускорительного отдела совместно с Отделением нейтронных исследований. Это получение на синхроциклотроне 1000 МэВ нейтронного пучка с атмосфероподобным спектром (авторы Патента Н.К.Абросимов, Е.М.Иванов, Г.Ф.Михеев, Г.А.Рябов, О.А.Щербаков). Дело в том, что, как было установлено, ряд аварий космической и авиационной техники был обусловлен радиационным повреждением электроники из-за воздействия на нее атмосферного потока нейтронов. В США, в Лос-Аламосе, был создан стенд, где на основе линейного ускорителя протонов был получен поток нейтронов с атмосферо-подобным спектром. Облучение электроники в таком пучке нейтронов в течение одного часа эквивалентно ~ 100 годам эксплуатации электроники в условиях реального полета. Очередь заявок от фирм на проведение испытаний составлена на несколько лет вперед. И вот в ПИЯФ в результате реализации Патента создается единственный в России Центр по испытанию авиационной и космической аппаратуры. Центр начал свою работу, и на его нейтронном и протонном пучках ведутся испытания авиа-электроники совместно с ОАО «Объединенная ракетно-космическая корпорация НИИКП».

В заключение обращаю внимание Ученого Совета института на странную с моей точки зрения ситуацию о «Ежегодном конкурсе научных работ ФГБУ «ПИЯФ». Из перечня работ, принимаемых на Конкурс: статьи, рукописи, препринты, отчеты исключены Патенты. Раньше они всегда принимались к рассмотрению.

Деятельность нашего института традиционно тесно связана с техникой. Многие сотрудники окончили Политехнический институт, ЛИЯФ вырос из Физико-Технического института. В дипломах многих из нас написано инженер-исследователь. Целые подразделения нашего института и коллективы сотрудников занимаются техническими разработками. Это их научная работа. Ускорительная, реакторная техника или техника эксперимента – это неотъемлемая часть нашей деятельности, и Патент является подтверждением успеха его авторов. Необходимо в «Положение» о Конкурсе Научных работ ПИЯФ включить номинацию – «инженерные и технологические разработки» и принимать к рассмотрению Патенты. Кстати, именно такая номинация содержится в Положении о Конкурсе на соискание премии им. И.В.Курчатова.

И теперь «последний аккорд». 26 апреля – это международный День Защиты интеллектуальной собственности. Решение об учреждении этого «праздника» было принято на Генеральной ассамблее Всемирной организации интеллектуальной собственности ВОИС в 2000 г.

   

 Ст. научный сотрудник Г.Ф.Михеев