• На нашей книжной полке
 

В прошлых выпусках «Научных сред» мы рассказывали о «закрытых» городах, которые находились на территории бывшего Советского Союза. Одним из таких секретных объектов на Южном Урале был Челябинск-40. В Петербургском институте ядерной физики работают сотрудники, чья судьба была тесно связана с этим городом. Один из них Вальский Геннадий Владимирович, кандидат физико–математическихнаук, старший научный сотрудник отделения нейтронных исследований. В 1953 году он «по распределению» после окончания университета был направлен в Челябинск-40, гдезанимался научно-техническими работами оборонного значения до 1961 года .

В этом году издательством института была выпущена книга его воспоминаний «100 месяцев в Челябинске-40». Годы, описанные автором, относятся к послекризисному периоду в атомной промышленности. Задачи перед специалистами стояли уже другие. Не было той послевоенной атмосферы непрерывного каждодневного подвига, о которой пишут авторы документальной повести «Плутоний в девичьих руках» - Л. П. Сохина, Я.И.Колотинский и Г. В. Халтурин.

Интересны воспоминания не только экскурсом в историю нашей страны и рассказом о многочисленных и непростых задачах того времени, но и личными воспоминаниями о людях, с которыми Геннадию Владимировичу довелось жить и работать. Многих потом судьба разбросала по разным городам. В Обнинске, Мелекессе (Димитровград), Гатчине живут и работают «бывшие» челябинцы-сороковцы. Для многих из них, кто обосновался в Гатчине, наш город стал родным. Среди них семья Драбкиных, Л.М.Площанский, В.В. Леонов, В.Диденко, В.Рубан, и другие.

Предлагаем отрывок из главы «Как мы работали на комбинате» (саму книгу «100 месяцев в Челябинске-40» можно найти в библиотеке ПИЯФ.)

 
 

О характере выполнявшихся нами, выпускниками физфака ЛГУ и физмеха ЛПИ, работ в Челябинске-40 можно сказать, что все задания начальства предполагали творческий, инициативный подход участников к порученному делу. Кто из нашего круга чем конкретно занимался, не всегда было известно остальным…Конечно, кое-что о работе наших товарищей мы все-таки знали, хотя и без подробностей…Теперь, по прошествии многих лет, я могу свободно рассказать, над чем я работал в ЦЗЛ.

Из наших работ довольно интересной оказалась работа по получению 133Хе, содержащегося в продуктах деления урана. Период полураспада (5,29 суток) этого изотопа не позволял получать его в общей технологической цепочке переработки твэлов, выгруженных из реактора и выдержанных с целью снижения их начальной радиоактивности.

Для получения 133Хе нужно было облучить в реакторе специально приготовленный небольшой, 2–3г, образец природного урана, который обычно представлял собой отрезок проволоки диаметром 2 мм, вставленный в миниатюрный пенальчик из алюминия. Этот пенальчик помещался в алюминиевый пенал большего размера, заливался расплавленным свинцом для лучшего теплоотвода и заваривался. Затем изделие, повторяющее своей формой и размером твэл, загружалось в технологический канал, предназначенный для облучения образцов. После облучения и выгрузки большой пенал вскрывался в специальной горячей камере и помещался в наклонном положении в муфельную печь так, чтобы при нагреве расплавленный свинец мог вытечь, после чего малый пенал с образцом можно было взять специальным захватом, переложить в свинцовый контейнер и перенести в лабораторию. За температурой в муфеле следили по показаниям термопары. Был один случай, когда образец потеряли. Вероятно, лаборант по какой-то причине допустил перегрев муфеля, из-за чего начал плавиться алюминий, а образец в итоге просто сгорел.

Процесс «освобождения» ксенона из металла проводился в обычном химическом шкафу, где защитой работающего персонала от излучений служили толстые (около 20 мм) свинцовые стекла-экраны, установленные в наиболее радиационно опасных местах. Процедура состояла в растворении образца в колбе с резиновой пробкой, в которую были вставлены стеклянные трубки. Через одну из трубок понемногу, в определенной последовательности, в колбу вливались необходимые количества реагентов. Можно было сначала растворить алюминиевую оболочку, слить получившийся раствор и работать дальше уже только с урановым образцом. Вся «химия» была отработана нашими замечательными сотрудницами — Маргаритой Андреевной Араповой и Викторией Ивановной (Викой) Землянухиной. Колба подогревалась на водяной бане. Через вторую трубку в колбу подавали слабый ток гелия из баллона, третья трубка служила для отвода выделяющихся газов. При своем движении газы проходили через ловушки аэрозолей, двуокиси азота, водяных и кислотных паров, после чего, уже осушенные, поступали в стеклянную ловушку с активированным углем, погруженную в сосуд Дьюара (в форме стакана), заполненный охлаждающей смесью. В качестве такой смеси обычно использовался раствор твердой углекислоты в ацетоне или спирте, температура которого (около — 78 градусов по Цельсию) контролировалась пентановым термометром. Через такую ловушку свободно проходил гелий, а весь ксенон улавливался. Его накопление регистрировалось по гамма-излучению расположенным поблизости от ловушки счетчиком Гейгера. Дальше нужно было перекрыть вентилем вход в ловушку, а ее выход подсоединить к трубке, ведущей к приемной стеклянной ампуле. Затем требовалось откачать форвакуумным насосом воздух и гелий из системы ампула — ловушка (ксенон при этом оставался адсорбированным на угле). Затем, перекрыв вход в насос, надо было охладить ампулу жидким азотом, разогреть ловушку и, подождав несколько минут, пока ксенон «перетечет» в ампулу, газовой горелкой запаять вход в ампулу и отделить ее от системы. Запаянные и упакованные в спецтару ампулы отправлялись заказчику. Насколько нам было известно, наш ксенон использовался как «меченый атом» при исследовании газовых потоков в некоторых промышленных технологических системах.

 
вернуться к списку статей