Я познакомился с Владимиром Андреевичем Назаренко (точнее, поначалу увидел и изредка наблюдал его) в конце 1955 года, вскоре после поступления в Политехнический институт, на 1-й курс Физмеха. Собственно, тогда он был Володей Назаренко. Его отчество я узнал гораздо позднее – когда лаборатория С.Е. Бреслера, в которой я уже работал, была переведена из ИВС в ЛИЯФ. В 1955-1956 г.г. Володя учился уже на 4-м курсе, и на Физмехе знали его все (и он знал, по-моему, всех): он был тогда секретарем факультетского бюро ВЛКСМ. До чего же интересной была тогда комсомольская жизнь на Физмехе (особенно после школы)! Были интереснейшие собрания-диспуты, был знаменитый факультетский фестивальный вечер-бал (за которые партком и институтский комитет так и не дали нам первого места). Была комсомольская стройка (летом 1956 года, 50 лет назад!) – строительство узкоколейки в Псковской области. Эту стройку на всю жизнь запомнили все, кто в ней участвовал. На Физмехе было тогда много ярких и активных людей: Сергей Бобашев, Коля Менде, Юра Гнедин, Алик Римский-Корсаков, Миша Никольский, Гера Порсев, Женя Дамаскинский и еще многие («комсомольские боссы», как тогда полушутя говорили). Но явным и очевидным лидером был Володя.

Он всегда и во всем был лидером. Лидеры и лидерства бывают разные. Бывают лидеры ради самоутверждения, ради удовлетворения собственных амбиций. Бывают лидеры, имеющие личный интерес в деле, которые они организовывают (таких сейчас, по-моему, становится все больше и больше, а интерес – корыстнее и корыстнее). Все это ни в коей мере не относилось к Володе. Не относилось это к нему и во всей его дальнейшей жизни. Он был лидером для того и в том, что он считал важным и нужным сделать. Поэтому так многое удалось ему сделать в этой жизни. И степени, звания, награды его – это естественная фиксация каждого уровня, которого он достигал. Самое удивительное (это достаточно редко встречается) – это то, что достигнув постов, наград и прочего, Владимир Андреевич совершенно не изменился в стиле своего общения с людьми. Всегда предельно собранный и четкий, он знал толк и в остроумной шутке, и в ядовитой выволочке, но ему не были свойственны ни дешевое панибратство, ни начальственное высокомерие (даже хотя бы оттенок созданной его положением дистанции). Да что я говорю – все это знают те, кто дольше ли, короче ли, был в контакте с Володей.

И еще: у меня такое впечатление, что он успевал все. Так, в институте он и учился хорошо. Не помню, был ли он именным стипендиатом, но, по-моему, был. Во всяком случае, для него были неприемлемы поблажки за его активную общественную деятельность. Когда же его попытались убедить сделать выбор в пользу профессиональной общественной работы (речь шла о посте освобожденного секретаря институтского комитета ВЛКСМ, что для многих было бы заманчиво), Володя сделал выбор в пользу науки, делая диплом в Гатчинском филиале ФТИ. Но уже здесь, в филиале, а затем ЛИЯФ и ПИЯФ, он отдал всю жизнь и науке, и организаторской деятельности. И это тоже знают лучше меня столь многие люди.

Я не могу, вместе с очень и очень многими, не поблагодарить судьбу за две вещи: за выпавший дар знакомства с Владимиром Андреевичем, общения с ним и работы под его попечением, а еще и за то, что два года назад, когда был его юбилей, мы успели и сумели самому Володе сказать, как мы его уважаем, ценим и любим.

А.Л. Тимковский