 |
||||||
Мы были первыми
– такое название можно дать поколению физиков, пришедших на работу в филиал Физико-технического института
им.А.Ф.Иоффе до или вскоре после пуска нейтронного реактора ВВР-М (
29 декабря 1959 г.) в Гатчине. Это поколение, начав с нуля, создало
необходимую аппаратуру и установки для работы на нейтронных пучках и
уже в первое десятилетие заявило о своем существовании научными достижениями
мирового уровня. Конечно, эти достижения были подготовлены в вузах страны,
выпустивших квалифицированных специалистов в области ядерных исследований. Конец 1957 года. Все сейсмические станции мира зафиксировали взрыв огромной силы в голой степи примерно в 100 км от Ташкента. Первым об этом сообщило зарубежное радио с комментарием, что это похоже на землетрясение, неудавшийся запуск спутника или ядерный взрыв, т.к. в окрестности наблюдается повышенная радиоактивность. Но это был не ядерный взрыв, это была дипломная работа студента Физико-Механического факультета ЛПИ им.М.И.Калинина Назаренко Владимира Андреевича. Целью его работы было имитировать наземный атомный взрыв и изучить распределение грунта вокруг эпицентра взрыва. Тысячетонная взрывчатка была «нашпигована» раствором радиоактивного (10 тыс. Кюри) изотопа золота в смеси кислот под названием «царская водка». После взрыва по радиоактивности определялось распределение выброшенного грунта. Это был один из первых «мирных» взрывов с целью развития технологии строительных работ с перемещением больших масс грунта и горных пород, а также для понимания последствий «атомного взрыва». Сейчас, по прошествии многих лет, можно сказать, что этот взрыв был как бы символом рождения нового ученого, талантливого организатора науки Владимира Андреевича Назаренко. И на этой взрывной волне он пронесся через всю свою жизнь, закончив ее последним «взрывом» своего сердца. Со «взрослым» периодом его жизни знакомы все, знающие его. Уже в 1966 году – кандидатская диссертация по актуальнейшей проблеме, связанной с бета-распадом, 1974 год – Ленинская премия в соавторстве с В.М.Лобашевым, Ю.Г.Абовым и П.А.Крупчицким за работы по обнаружению и исследованию эффектов несохранения четности в ядерных электромагнитных переходах, 1984 год – докторская диссертация «Исследование несохранения четности в n-гамма реакциях», 1966-1976 - ученый секретарь института, 1976-1987 – первый зам. директора института по науке, 1987-1992 – и.о.директора ПИЯФ, 1992 – директор Отделения нейтронных исследований с основной ответственностью за создание реактора ПИК, 1994-2006 – директор ПИЯФ. А здесь мне хотелось бы вспомнить молодость Владимира Андреевича. Мы познакомились в 1952 году на Физ-мехе. Среди студентов он сразу выделялся своей собранностью, логическими доводами по всем вопросам и был необыкновенно общительным. Довольно быстро он стал комсомольским вожаком и не формальным блюстителем Устава, а настоящим товарищем для всех. Это касалось и учебного процесса, и быта, и ежегодных сентябрьских работ на колхозных полях. Все это он сочетал с отличной учебой – повышенные стипендии и неоднократные годовые Сталинские стипендии, отличная защита дипломного проекта про «большой взрыв» и т.д. Будучи в Москве на дипломной работе нас поселили в деревне в полутора часах езды на электричке до Москвы. Обычный сельский дом с печным отоплением и со всеми удобствами….во дворе. И это все нужно было совмещать с творческой работой над дипломом. Володя сказал: «Все ребята, баста, идём к Министру Просвещения». Не поверили, но пошли, пришли, нас пропустили в Министерство, а Володю – к помощнику Министра. Разговор их был недолгий, и на следующий день нас переселили в студенческое общежитие сначала временно в Долгопрудном, а потом окончательно в МЭИ. Мы уверовали в способность Володи убедить высоких чиновников, и это нас поразило – студент и трепетное для нас слово «Министерство».
После окончания института большая группа Физ-меха была принята на работу в Физ.-Тех. Володя как-то выяснил, что нам положены подъемные, которые Физ.-Тех. никогда никому не платил. Длительная тяжба с бухгалтерией и со всеми юридическими препонами кончилась нашей победой. Я говорю «нашей», т.к. к тому времени мы уже не разделяли «я» и «мы», а на самом деле – Володиной победой. Мы всё получили, и теперешние выпускники не подозревают, что своими подъемными они обязаны студенту Назаренко. В филиале ФТИ в Гатчине нам сразу предоставили жилплощадь. Я (по сговору, конечно) оказался в 2-х комнатной квартире вместе с Володей Назаренко, Володей Фомичевым и Женей Забидаровым, которых, к прискорбию, уже нет с нами. В такой общине обязательно появляется лидер и им, конечно, был Володя. У нас в быту установилась полная демократия, и мы были открыты для всех друзей и знакомых. О
ни чувствовали себя у нас как дома и засиживались до полуночи в беседах, спорах, планах. В газетах часто писали про Тайвань и Китай, и Володя, как-то в шутку, предложил объявить нашу территорию (квартиру) Свободной Республикой Тайвань. Эта шутка понравилась окружающим и закрепилась за нами как тайванцами (Стук в дверь – «Товарищу Тай-ван-цаму телеграмма»). Даже в Крыму на большом камне одной возвышенности мы оставили крупную надпись «Тайвань», видимую с моря. Мы жили дружно. Вечерами обсуждали эксперименты, возникающие трудности у каждого и пробовали их разрешить, помогая друг другу. Володя работал у (или с) таким же молодым выпускником Университета Владимиром Михайловичем Лобашевым. «Умный и сообразительный, зараза» - это Володя про Лобашева, будущего Академика РАН – «быстро всегда находит правильный путь в эксперименте, мне бы так», и мы понимали, что и Володя Назаренко такой же, и что этот тандем вскоре покажет мировые результаты. И они показали, за что и получили Ленинскую Премию. На нашем дружном Тайване случались, конечно, и напряженные ситуации, и Володя всегда проявлял свои «дипломатические» способности. Так, с нами вместе жили ежик, который по ночам шелестел бумагами, стаскивая их в свое гнездо, черепашка, которая ночами скрипела, отодвигая телом книжный шкаф от стенки, и желтопузик, почти метровая безногая ящерица-змея, которая любила по ночам залезать к кому-нибудь под одеяло погреться. Однажды Женя Забидаров выбросил ее на улицу далеко от дома. Я обиделся, т.к. хоть она и общая, но это я ее купил в Москве и привез на Тайвань и за нее как бы в ответе. Володя тут же понял ситуацию и сказал: «Конечно, ты Жека, сделал правильно, т.к. эта живнос ть уже надоела, но нельзя же так жестоко, надо было посоветоваться, хотя бы с Лёхой». Володя никогда не кичился своими мировыми достижениями и успехами в науке. Так, об упомянутом выше «большом взрыве» он не любил подробно и с восторгом рассказывать: «ну, взорвали, долго готовились, провели десяток маленьких тестовых взрывов, опасался, что не получится дипломная работа, еле успели закончить укладку и спешно удрать на «газике» подальше от эпицентра, т.к. военные уже включили метроном, и через минуту бабахнуло». В таком же духе он отзывался и о Ленинской премии, и уже за 2 месяца до смерти он в таком же духе рассказывал об его избрании Академиком РАН: «так получилось (читай: «я не виноват»), что из 10 претендентов в Академики я получил большинство голосов, вот и всё». А за этим «вот и всё» стоят годы и годы изнурительной научной и организационной работы. Он не просто «стал директором» института. Ему не нужно было «принимать дела» от предыдущего директора. Он был уже «хозяином» института на многолетнем посту заместителя 3-х директоров, знал об институте всё и заботился о нем, был в близком контакте с людьми из Академии наук и других ведомств и институтов. Он был членом 10 научных советов – Российских и зарубежного. Это помогло институту выжить в трудное время и не потерять мирового научного признания. При этом он всегда был простым, доброжелательным, приятным во всех отношениях Человеком, Владимиром Андреевичем, Володей. Таким он навсегда сохранится в нашей памяти.
Профессор А.И. Окороков |
||||||
