Роковой для меня реактор установлен на блоке №2 Кольской АЭС. Этот блок был сооружен в небывало короткие сроки. В феврале 1974 года нашу АЭС посетили финны и, увидев на месте энергоблока котлован, сказали, что их первый блок на АЭС «Ловииза» в таком состоянии был 2 года назад, а собираются они его пускать в 1977 году. На что директор АЭС, легендарный Александр Павлович Волков, им ответил, наш блок будет введен в этом году. Так и случилось, блок был введен в эксплуатацию в декабре 1974 года.

Летом 1975 года этот блок не планировалось останавливать для ремонта и перегрузки топлива, однако выявленные недостатки в конструкции активных зон на аналогичных энергоблоках, построенных Советским Союзом за рубежом, привели к тому, что от нас потребовали выполнения комплекса реконструкционных работ в активной зоне этого реактора.

Вначале планировали обойтись малой «кровью»,- заполнить реактор борной кислотой, вскрыть его, поочередно извлекать по одному органу регулирования и защиты, а в свободном канале, с целью уменьшения расхода через канал, производить уменьшение количества числа отверстий  в обсадной трубе днища реактора путем завальцовки их специально помещаемой туда трубой. Главным конструктором (вина его в этом инциденте была установлена) для этой цели было разработано вальцовочное устройство с дистанционным приводом, а выполнять эти работы от него прибыла специальная бригада. Бригада работала дружно. Мы ей помогали, чем могли. Очень хотелось быстрее закончить эти нештатные работы. В результате вальцовочное устройство развалилось, а его мелкие детали (в основном шарики от подшипников) упали на дно корпуса реактора под активную зону и извлечь их оттуда без демонтажа внутри корпусных устройств реактора не представлялось возможным.

Деваться было некуда, все топливо и металлоконструкции пришлось извлечь из реактора. После этого и откачки борной воды из реактора мы (я, начальник реакторного цеха Анатолий Концевой и начальник участка дезактивации Эдуард Рязанов) отправились вовнутрь реактора. В наши задачи входило не только извлечение упавших на дно реактора деталей вальцовочного устройства, но и визуальный осмотр поверхностей корпуса, а также пассивация язв коррозии в случае их выявления.

Погружение в реактор производилось в специальной защитной кабине, снабженной двумя толстостенными окнами из свинцового стекла, двумя люками: горизонтальным с червячным приводом и в дне кабины, открываемым вручную. Имелись также: манипулятор перемещения инструмента для зачистки поверхностей корпуса и сифонная система для подачи реагентов на поверхности корпуса. Подача воздуха в кабину и выход его из нее производились по шлангам. Из-за срочности работ в междустенное пространство кабины вместо свинцовой дроби была засыпана чугунная дробь, что снизило защитные свойства кабины. Расчетное время пребывания в такой кабине внутри реактора не превышало 15 минут. 

Наша команда разместилась в кабине. Кран поднял кабину и стал медленно опускать ее в реактор. При движении вниз мы осматривали внутренние поверхности корпуса, при этом выявили несколько дефектов коррозии (язв). Скоро мы оказались на дне. Открыли нижний люк и приступили к откачке воды, остававшейся на дне реактора, в специально захваченные для этой цели полиэтиленовые емкости. Однако воды оказалось значительно больше, чем казалось с постамента центрального зала перед нашей отправкой. Кроме того, сбор воды шел очень медленно, а время подпирало. Поэтому я через нижний люк опустился на дно реактора, вода была мне там выше колен,  погрузился в радиоактивную воду и быстро собрал со дна корпуса детали вальцовочного устройства.

После моего возвращения в кабину, мы начали подниматься вверх (связь с постаментом у нас была телефонная). По пути мы пассивировали ортофосфорнрой кислотой выявленные ранее язвы коррозии, разбрызгивая ее с помощью сифона и растирая ее при помощи пластмассовой швабры, прикрепленной к манипулятору.

Мы увлеклись этой работой и не заметили, когда кабина приблизилась к бурту, наиболее узкому месту в корпусе, где следовало втаскивать манипулятор во внутрь кабины, чтобы ее можно было извлечь из него. Из-за нашей невнимательности манипулятор уперся в бурт и изогнулся, после чего мы не смогли его втащить во внутрь кабины и, как следствие, нас не могли извлечь из реактора.

Мы оказались в ловушке. Напомню, что нормативное время пребывания там не должно было превышать 15 минут. Для исправления ситуации мы решили опуститься вниз, где радиационное поле было поменьше. По пути мы все время пытались втащить манипулятор, но безуспешно. Внизу я снова вылез из кабины через нижний люк и торцом доски, случайно оказавшейся в кабине начал ударять по изогнутому манипулятору снаружи кабины. Концевой и Рязанов в это время втаскивали его вовнутрь. Хотя и медленно, но он стал на штатное место. После этого мы были быстро извлечены из корпуса реактора.

Второй аналогичный случай в корпусе все того же реактора произошел со мною в 1979 году. Я работал тогда уже в Москве в ВПО Союзатомэнерго начальником отдела НИР, ОКР и Проектирования. На блоке №2 Кольской АЭС внедрялся новый водный режим первого контура, разработанный известным водным химиком Владимиром Пашевичем. По результатам опытного использования этого режима было много нареканий. Я по долгу своей работы был направлен во главе комиссии на Кольскую АЭС, чтобы изучить проблему на месте. Пришлось снова опускаться в злосчастный реактор, и он оправдал свое название. Внизу, у дна корпуса, мы открыли боковой люк для отбора шламовых отложений. Выполнили отбор проб, но когда стали закрывать люк, червячный механизм отказал. Люк не закрылся, а с открытым люком кабина не могла быть извлеченной из корпуса через сужение в районе бурта. На наше счастье в кабине оказалась монтировка. С ее помощью нам удалось приблизить люк к штатному месту и, хотя имелась щель, через которую имел место прострел радиацией, это его положение позволило извлечь кабину и нас в ней из реактора. Больше я в этот реактор не опускался.

Июль 1999 г. д. Марфино.