К 100-летию академика Н.Н. Боголюбова

Эта удивительная фотография взята из книги воспоминаний математика и механика, историка науки А. Н. Боголюбова о своём старшем брате Н. Н. Боголюбове. Два человека у меловой доски смотрят из прошлого в будущее, как будто обращаясь к потомкам. Справа — академик Н. М. Крылов, слева — будущий академик Н. Н. Боголюбов. Бросается в глаза разница в возрасте. Но это уже коллеги. Свою первую научную работу Н. Н. Боголюбов сделал в 15 лет совместно и под руководством Н. М. Крылова. Этот творческий союз впоследствии доказал свою плодотворность. Николай Митрофанович знал, на что направить исключительные способности своего ученика.

Академик Н. М. Крылов, по образованию горный инженер, занимался прикладной математикой. Он окончил Горный институт, но его интересовало не только то, что люди добывают из гор. Он находил задачи в самых разных областях природы и техники. Находил и ставил. Сначала для себя, потом и для своего ученика.

Будущий академик Н. Н. Боголюбов был сыном потомственного священника, профессора богословия Н. М. Боголюбова. У Н. Н. рано проявились математические способности. В 12 лет он самостоятельно, при некотором участии отца, который в молодости также питал влечение к точным наукам, овладел дифференциальным и интегральным исчислением; роль отца заключалась в том, что он снабжал сына необходимой литературой, а впоследствии и сам овладел высшей математикой, чтобы понимать работы сына.

Первым учителем Н. Н. Боголюбова был академик Д. А. Граве, который, познакомившись с юным вундеркиндом, убедил Николая Михайловича, что его сыну нет нужды слушать лекции в университете, его знания и так на уровне выпускника математического факультета, и с ним надо заниматься индивидуально. И 13-летний подросток стал участвовать в работе научного семинара Граве. История, прямо скажем, неординарная. Как сказали бы братья Стругацкие, «Сказка для научных сотрудников среднего школьного возраста». Именно там, на семинаре своего старшего коллеги и своего вечного оппонента Д. А. Граве, Н. М. Крылов и увидел своего будущего ученика. И сразу взял молодого человека на заметку.

После семинара Н. М. Крылов встретился с отцом Н. Н. и решительно заявил ему: «Граве хороший математик, но он уведёт Колю в алгебраические дебри». Может быть, этот аргумент стал для Николая Михайловича решающим. Он понял, что передаёт сына в надёжные руки.

Так Н. Н. стал учеником Н. М. Крылова.

Д. А. Граве не возражал. Он относился к сюрпризам жизни со сдержанным юмором. Когда в 1929 году Н. М. Крылова избрали академиком АН СССР, а Д. А. Граве — почётным академиком, Дмитрий Александрович по этому случаю горько пошутил, что разница между ним и Николаем Митрофановичем теперь такая же, как между государём и милостивым государём. Что касается опасений насчёт «алгебраических дебрей», то они, возможно, были преувеличены. Дмитрий Александрович действительно создал впоследствии алгебраическую школу в СССР, мечтал доказать большую теорему Ферма, но находил время и для занятий космонавтикой, и для математических проблем техники. Последние годы жизни, попав в списки неблагонадёжных и находясь «под колпаком у Мюллера», Д. А. пользовался протекторатом своего ученика О. Ю. Шмидта, сохранившего связи в правительстве. А Отто Юльевича Шмидта, исследователя Арктики и автора оригинальной теории происхождения Солнечной системы, чистым алгебраистом никак уж не назовёшь.

Итак, Н. Н. стал учеником Н. М. Крылова. На самом деле он был больше чем ученик. Восемь лет он прожил у своего учителя в его квартире. Получилось это так. В 1925 году отец Н. Н. узнал, что в Нижнем Новгороде объявлен конкурс на замещение должности настоятеля новой церкви с отменной акустикой. Каждый, кто соприкасался с церковной жизнью, знает, что это такое для священника. Николай Михайлович подал заявление на конкурс, выиграл его и с семьёй переехал в Нижний. Котя, как звали Н. Н. в семье, остался в Киеве; для него началась самостоятельная жизнь. Ему подыскали комнату у хороших знакомых, почти друзей. Но друзья оказались людьми неприхотливыми. Заглянув однажды к своему ученику, чтобы посмотреть, как тот живёт, Николай Митрофанович увидел плесень на стенах, ужасно рассердился, обругал хозяев и перевёз ученика к себе. Насколько серьёзной была ситуация, стало ясно через много лет, когда на рентгенограмме у Николая Николаевича обнаружились зарубцевавшиеся следы начинавшегося туберкулёза.

У Крылова была трёхкомнатная квартира; Н. Н. досталась проходная комната; в ней висела доска, и там же проводились семинары. В этой комнате Боголюбов прожил восемь лет. Когда Николай Митрофанович шёл в гости, он брал молодого человека с собой, открывая перед ним мир научной и культурной элиты Киева. Вот почему Боголюбов был больше чем ученик Крылова. Он был его воспитанник. Николай Митрофанович учил молодого человека манерам за столом («Николай Николаевич, вы, кажется, позволяете себе чавкать?»), привил вкус к хорошим напиткам, что однажды помогло Николаю Николаевичу в весьма не стандартной жизненной ситуации (читайте ниже).

«К 1932 году Н. М. Крылов и Н. Н. Боголюбов создали совершенно новую область математической физики — нелинейную механику». Не будем вникать в подробности. Пусть о результатах говорят специалисты и награды, которых удостоились Крылов и Боголюбов. Для нас важно другое. Говорят о школе Крылова-Боголюбова, но у самого Николая Митрофановича был только один ученик — Боголюбов. Ни один из учеников Боголюбова впоследствии не превзошёл своего учителя, а Боголюбов — превзошёл. Вот почему Н. М. Крылов был идеальным учителем.

В 1928 году Н. М. Крылов сказал: «Н. Н. настоящий математик, а настоящие математики редки». Подумал и добавил: «А настоящие инженеры ещё более редки». Н. Н. инженером не был. Он был, прежде всего, математик, и техника его мало интересовала, но дело не только в этом. Как вспоминал А. М. Балдин, на одном из заседаний, где директора лабораторий демонстрировали большое количество фотографий физических установок, Николай Николаевич тихо сказал: «Меня от этой груды железа тошнит». Похожий случай в Арзамасе-16 описывает в своих «Воспоминаниях» А. Д. Сахаров. Дело не в отвращении к технике как к таковой, поясняет далее А. М. Балдин, Николая Николаевича внутренне возмущали огромные затраты на ядерную физику. Он мирился с такими затратами только тогда, когда видел, что они хорошо обоснованы.

В одном лишь Н. Н. не послушался своего учителя. Николай Митрофанович неодобрительно относился к семейной жизни. Считал, что семья отвлекает от науки, в особенности молодых людей. Сам он был сложившийся холостяк. Но его ученик был устроен иначе. Для него дом означал семью. Он не был романтиком — ни в науке, ни в жизни. Он был классик и делал всё основательно. В 1937 году он женился на девушке, с которой был знаком шесть лет, — вопреки мнению учителя, вопреки тому, что в том же году был расстрелян её отец. Боголюбов был похож на мать и во всём подражал отцу, а дух противоречия унаследовал от отца генетически.

В годы эвакуации учитель и ученик по-прежнему работали в стенах одного института, но пути их уже окончательно разошлись. Путь Н. Н. лежал в статистическую механику и дальше — в теоретическую физику. После войны он создал и отстоял микроскопическую теорию сверхтекучести (вопреки яростному сопротивлению Ландау), в середине 50-х доказал дисперсионные соотношения и «восстановил в правах» квантовую теорию поля, в 1957 году разработал математическую теорию сверхпроводимости. После образования Объединённого института в Дубне возглавил лабораторию теоретической физики и создал школу физиков-теоретиков; в течение многих лет был директором международного ядерного центра.

Н. М. Крылов после эвакуации последние 12 лет жил в Москве, продолжал заниматься математикой, а также вопросами истории и философии математики; все его работы этих лет остались неопубликованными. А. Н. Боголюбов в своей книге упоминает о загадочной истории с завещанием Н. М. Крылова: Николай Митрофанович завещал своему ученику орденский крест Коши, переходивший среди математиков по наследству. Но Николай Николаевич его так и не получил. Крест таинственным образом исчез.

Примечания

Одна из таких ситуаций, воистину драматическая, сложилась в небе над штатом Теннеси, за несколько дней до убийства Кеннеди. Приведу её здесь по воспоминаниям А. М. Петросьянца. Звук моторов самолёта, на котором летела советская делегация и сопровождавшие её американцы, в какой-то момент изменился, и пассажиры увидели, что один пропеллер завис в воздухе, а двигатель, приводивший в движение второй пропеллер, как вскоре сообщил командир экипажа, тоже вот-вот может заглохнуть. В гнетущей обстановке Николай Николаевич услышал спокойный голос: «А что пьют по этому поводу?» — и, переспросив, так же спокойно ответил: «Только виски, чистое виски…». — «А потом?» — «Бурбон, и тоже без воды и льда». — «А теперь?» — последовал очередной вопрос, вслед за тем как стюард справился со своими обязанностями, а пассажиры — со своими напитками. «А теперь, — сказал Николай Николаевич, похорошев, — хорошее французское белое вино и закуску…». К игре подключились и повеселели американцы. Тем временем разрешилась и ситуация с моторами, экипаж знал своё дело. Спрашивается, при чём тут Кеннеди? Шла вторая половина ноября 1963 года, Кеннеди убили в Далласе через несколько дней, и на месте преступления был арестован человек, какое-то время живший в СССР. Перед простыми американцами в очередной раз замаячил призрак советской угрозы. Члены советской делегации были на какое-то время интернированы. Но даже это обстоятельство не смогло поколебать советско-американское воздушное братство, родившееся в небе над Теннеси.

Александр Расторгуев. Дубна.

Источники: А. Н. Боголюбов. Н. Н. Боголюбов: жизнь и творчество. Дубна. Издательский отдел ОИЯИ. 1996;

Николай Николаевич Боголюбов. Издательский отдел ОИЯИ. 1994.